…Может, Эхо уже тогда знала все тайны мироздания. Не сомневаюсь, что насчет мирового устройства у нее была своя точка зрения, непохожая на остальные и, скорее всего, самая верная — но она утащила ее с собой на глубину.
У Эхо были русые волосы, не очень длинные. Больше всего ей шло, когда влажный ветер приводил их в беспорядок — тогда они становились волнистыми, лезли в глаза и липли к губам, а она легко их поправляла, если у нее было на то настроение. Но чаще она просто не обращала на их поведение никакого внимания, и тогда я расчесывал ее пальцами сам, а она мурлыкала какую-то мелодию и улыбалась.
У нее была бархатистая кожа, изящная шея, тонкие прохладные пальцы и еще миллион продуманных умелым скульптором деталей, что полагаются красивому человеку. Но самыми удивительными в облике Эхо были ее глаза. Светло-зеленая радужка, окруженная темным контуром, ближе к зрачку становилась ярко желтой с вкраплениями рыжего. А сами зрачки как-будто жили своей жизнью: независимо от освещения они то становились огромными черными озерами, то сжимались до размера точек. У красоты бывают разные типы, и Эхо обладала красотой существования.
Короче, рядом с ней и мне хотелось быть лучше. И у этого чувства было приятное послевкусие.
Сегодня мы с ней рядом сидели на высокой черепичной крыше. Ветер доносил до нас теплые брызги и шум невидимого прибоя, а солнце светило прямо в спину. Я положил голову к ней на колени и она начала подушечками пальцев чертить на моем лице невесомые линии.
— С вами очень хорошо, — сказала Эхо. — Больше нигде нет такой атмосферы.
— Мы старались, — ответил я. Мы и правда вложили в это много себя, так что я констатировал факт. И добавил: — Спасибо тебе за прогулки с Ламой. Он уже не такой отстраненный и застывший.
— Застывший… — повторила она задумчиво. — Какое подходящее слово. Тебе не кажется, что вы все здесь немного застыли?
— Что ты имеешь в виду?
— Вы держитесь за эту реальность и ничего не знаете об остальных, — сказала она. — Когда ты последний раз был в цифропаде?
— Хожу мимо каждый день, иногда останавливаюсь посмотреть.
— О, нет, — рассмеялась она, взъерошив мне волосы. — Не возле цифропада, а в нем самом.
— В цифропаде? Никогда. Он же как дерево — тоже странный.
— Пойдем туда!
— Прямо сейчас?
— Конечно. Вставай! — воскликнула она и извилистыми переулками, которыми я раньше не ходил, отвела меня к цифропаду.
Сложно сказать, на что он был похож. Часть брусчатой улицы у стены старого дома уходила вниз и была затоплена водой. Можно было забраться в нее по колено, но никто этого не делал, потому что в середине этой лужи колонной поднимался странный пестрый поток, плавно загибался в воздухе и уходил в стену. Это была не вода, а сверкающие конфетти, жидкие драгоценные камни, разноцветный ветер — в общем, что-то невозможное, как и многие другие местные штуки. Несмотря на небольшие размеры, в нем было что-то страшное и притягательное. Там была скрыта огромная энергия.
— Разувайся, — Эхо скинула обувь, дождалась, пока я закатаю штаны, и взяла меня за руку. Мы вошли в теплую воду. Мои ноги тут же почувствовали мельтешение растворенного в ней цвета, но ощущение было приятным. Она подвела меня к цифропаду, подняла ладонь и кончиками пальцев прикоснулась к источнику. Поток цветов на миг распался на цветные брызги, а потом снова вернулся в колону. — Видишь? Ничего такого. Попробуй!
Я осторожно поднял ладонь, повторил ее движение и тут же ощутил, как сквозь руку проникает шумное течение, заполняет ее, бурлит в крови и покалывает кожу. От неожиданности я отдернул пальцы, но Эхо мне улыбнулась, спокойно наслаждаясь этим чувством, и я попробовал еще.
— Интересно, правда? — сказала она, задумчиво покачиваясь. — Когда застываешь, перестаешь пробовать новое.
— Бывает такое новое, что в нем тонешь, — возразил я. — А мы не хотим тонуть.
— А откуда вы знаете, что внизу хуже, чем здесь?
— Ниоткуда, — ответил я, закрыв глаза и прислушиваясь к цифропаду, — только чувствуем, что там все иначе. Но зато знаем, что вернуться оттуда нельзя, это путь в один конец. И ты права, у нас здесь очень хорошо. Многие готовы висеть над этой пропастью вечно.
— И ты?
— Я тоже.
— А на самом деле? — еле слышно прошелестела она. Ее движения стали медленными и плавными, как-будто это был очень важный вопрос. Мне пришлось поразмыслить.
— Я очень давно об этом не думал, жизнь захватила меня, — наконец, сказал я. — Конечно, мне интересно, что там. Но здесь все, кого я люблю. Я боюсь остаться без них. Нижние уровни все равно никуда от меня не денутся.
Эхо повернулась ко мне и взяла меня за вторую руку.
— Ты мне доверяешь? — спросила она, глядя мне прямо в глаза.
— Да, — ответил я. Мы вместе опустились на колени. И мои штаны, и ее сарафан промокли, но она все еще держала меня за руки и смотрела в глаза. Я повторил шепотом: — Да. Я тебе доверяю.
— Я хочу кое-что тебе показать. Развернись к потоку.
Как был, на коленях, я повернулся к цифропаду, а Эхо села сзади, обняла и положила подбородок мне на плечо. Волосы на загривке встали дыбом — от ее дыхания, от близости потока или оттого, что я знал, что сейчас должно произойти. Я собирался сделать все, что она скажет, потому что и правда ей доверял. И, похоже, сейчас мне предстояло вручить себя цифропаду.
— Положи руки на колени, — прошептала она. — Наклонись вперед и погрузи туда голову. Это все, что тебе нужно, а остальное я сделаю сама.
Я вдохнул теплый воздух. По груди расползлась легкость, как если бы я на качелях завис в верхней точке дуги, чтобы начать падать. Захотелось потянуться, и я осторожно повел плечами, чтобы сбросить оцепенение. Эхо медленно кивнула у меня над ухом. Наконец, я решился и начал наклоняться вперед. Мягкая рука зарылась в волосы и сжала их на затылке, но я продолжил опускаться к пестрому столбу.
Вблизи я лучше видел отдельные точки, оставляющие за собой разноцветные шлейфы невероятной яркости. Они поднимались впереди, но по мере того, как я к ним приближался, окружили со всех сторон. Больше не стало верха и низа: точки разметались во все стороны, заполнив все поле зрения, а потом начали проникать прямо мне в голову. Я больше не был в потоке, это поток был во мне, я сам стал потоком.
Цветные точки увеличились и выросли в кристаллы, каждый из которых сверкнул вспышкой, за которой пряталась какая-то другая реальность. В этих реальностях я нашел все свои воспоминания — и из прошлых жизней, и из будущих. Я мог погрузиться в любое, рассмотрев до мелочей, но при этом продолжал издали видеть все события одновременно. И когда мне стало интересно увидеть больше деталей, прожить их, как в настоящем мире, я разделился на части — тысячи меня зажили своей жизнью, но чувства были общими для всех.
А раз я смог разделиться на тысячи частей, чтобы увидеть все существующие миры, значит, смогу разделиться и на бесконечное число частей — каждая из которых тоже разделится на бесконечное число копий и проживет в них по бесконечному числу жизней. И так можно было сделать бесконечное число раз!
Эта мысль мгновенно увлекла меня. Мысленным взором я охватил всю эту невероятную структуру целиком. В голове раскинулось светящееся дерево, погасившее небо и проткнувшее темноту острыми точками звезд. Все мои копии укатились в эту голографическую листву искрящимися монетками: ведь если цифропад работает так же, как наше мистическое древо, то и все остальное в мире взаимосвязано и работает одинаково. Я только что понял, как все устроено — и это новое знание оказалось потрясающим и очевидным.
Каждый Омни стал отдельным существом, но я грелся теплом, вниманием и любовью, которые они излучали в это межмировое пространство со своих звезд, переполненные счастьем существования. Только сейчас я заметил, что звезды плещутся, переливаются и меняют цвета, удаляются от меня куда-то вверх, отступают вдаль, занимают все меньше небосвода, сливаются в один цветной поток и обретают форму колонны, вокруг которой проступает смутно знакомый узор.
Связывающие всех нас нити начали обрываться и я почувствовал общее беспокойство своих копий, потерявших меня из вида. Я начал распадаться и вот тут-то испытал панику по-настоящему. Что, если меня не останется? Что, если я умру? Ведь происходящее никак не назовешь нормальным. Я сошел с ума! Как я стану жить в настоящем мире с такой кашей в голове? Кровь застыла в жилах, я попытался дернуться, сбежать из этого жестокого космоса, но не мог пошевелить телом, которого у меня не было.
Неожиданно я ощутил на периферии какой-то успокаивающий звук. Всем сознанием я потянулся назад — туда, откуда исходило ласковое тепло, превратившееся в золотистый свет и окружившее мою грудь. Я услышал отдельные слова, но они не складывались во фразы, а просто отменяли панику, вытесняли беспокойство, умиротворяли, приводили голову в порядок. Я был бесконечно благодарен этому звуку и этому теплу за то, что они спасли меня и забрали к себе.
Давление на мой загривок прекратилось, голова запрокинулась и мягко легла на чье-то плечо, теплая рука укрыла мою грудь, отчего сразу стало еще теплее. В потоке, который я снова видел перед глазами, напоследок сверкнули звезды: их жители снова знали, где я, и теперь были за меня спокойны. Это спокойствие передалось и мне, и тогда смутно знакомый узор окончательно превратился в кирпичную кладку.
Я стоял на коленях в воде возле цифропада, а Эхо обнимала меня сзади и что-то шептала на ухо. Мое лицо щекотали ее волнистые волосы. Ничто никуда не плыло. Мне было хорошо.
— Видишь? — спросила она. Я уже больше не был потоком, так что кивнул. Это поток проник в меня, стал мной, частью меня и моих воспоминаний. Я и правда видел! Наверное, если я повторю этот эксперимент, то увижу бесконечные миры моего сегодняшнего путешествия в одной из разноцветных вспышек. Эхо крепко обняла меня, впилась пальцами в бока, ткнулась носом мне в висок и укусила за ухо.
— Р-р-р! — сказала она. — А теперь давай меняться!
Она объяснила, что делать: нужно было поддержать ее голову, когда она окуналась в цифропад, а когда тело попросится назад, мягко оттуда вытащить. Я на миг испугался, когда показалось, что Эхо становится прозрачной, но обнял ее и сам что-то зашептал, так что она сразу обрела плотность. Когда она очнулась и сфокусировала взгляд, в ее глубоких глазах плясали веселые цветные искорки.
— Замечательно! — воскликнула она и радостно засмеялась на моем плече. — Хочешь еще?